Направь меня, Господи, куда нужно, ибо куда не нужно - я сама влезу.
Пришло время начать историю моих бжд-героев, ведь главный виновник давно дома. История иногда будет весьма 18+, ну и так как гг у меня гей, гомофобам можно пройти мимо )
Начнем.
Кто-либо из братьев МакТавиш звонил примерно в одно и то же время. Ванька четко знал, что Дуглас позвонит в пятницу вечером, а вот Грег в субботу после обеда. От этой давней заботы всегда теплело на душе.
По комнате разливались звуки какой-то классической мелодии с немного искаженными динамиком нотками. Окна были плотно закрыты римскими шторами насыщенного черного цвета, так что невозможно было понять, что сейчас за ними: день или еще одна глубокая ночь. Поэтому свет от внезапно ожившего сотового телефона казался яркой вспышкой и, отражаясь от светлых стен, вырисовывал скопившийся беспорядок. Хотя ослепленный хозяин этой самой комнаты, с ворчанием пытающийся добраться наощупь до источника ненавистных после желанного сна звуков, не считал годы своей работы беспорядком. Хламом иногда, но не беспорядком.
Вон в правом углу за пустым подрамником небольшой стопкой копились наброски картин, которые никогда не будут закончены, рядом кривой стопкой возвышались акварели (их пора бы сдать на какой-нибудь благотворительный аукцион, но руки все не доходят перебрать все это старье). По центру комнаты возвышался его личный мольберт, индивидуально сделанный под него, самый обычный же пылился в правом углу за отбракованными готовыми картинами, которые необходимо переделать к следующей выставке. А вот карандашные наброски можно было встретить по всей квартире-студии: среди банок с краской, банок с кистями всех размеров и почти такого же количества палитр. Рабочая же одежда и фартук в брызгах и разводах всех цветов радуги были любовно сложены на спинке старого дивана непонятного цвета, Вот на нем-то и спал виновник всего этого.
- Кто там такой добрый... Алло?
- Вань...
Это простое и тихое обращение в момент его разбудило и буквально выдернуло из-под уютного одеяла. В голове все слова тут же перемешались, но желание послать звонившего по всем известному адресу не угасло, а даже наоборот окрепло, борясь с внезапно проснувшейся тоской. Иван сразу же узнал этот голос, он въелся в его память на все эти годы. Мягкий, низкий, согревающий сильнее одеяла, которое тут же отправилось на пол.
В темноте повисла тишина, по ту сторону трубки тоже, там ждали ответа. Иван все эти 15 лет заглушал в себе надежду и чувства, но все равно не менял номер, отговаривая себя при каждой на то возможности. Он при каждом срыве прокручивал вот такие разговоры в голове, пока вливал в себя алкоголь бессонными ночами, но и радовался все же, что срывы эти сократились до двух раз в год.
- Вань, ты меня слышишь? Это я...
- Я знаю, что это ты, - Иван невольно вздрогнул, когда на том конце прозвучал еле различимый вздох облегчения. Такой же ему доводилось слышать лишь однажды. В ту ночь он выбрался из объятий самого дорогого человека, который точно так же выдохнул, найдя его чуть замершего у открытого окна. - Дерек.
Иван невольно перевел взгляд в темноте на картину над своей головой. Каждый мазок , каждый цветовой переход и так был в его памяти. Это его старая работа, так удачно отобранная его куратором для первой выставки, которая и перевернула все, свела их. На протяжении этих лет он и любил, и ненавидел эту картину, этот квадрат, разделенный на голубое и желтое с пятью золотыми овалами. "Новый путь" В шестнадцать эти слова казались предзнаменованием светлого будущего, ведь каждый мазок по холсту он делал с улыбкой, только все оказалось совершенно другим.
Начнем.
* * * * *
Кто-либо из братьев МакТавиш звонил примерно в одно и то же время. Ванька четко знал, что Дуглас позвонит в пятницу вечером, а вот Грег в субботу после обеда. От этой давней заботы всегда теплело на душе.
По комнате разливались звуки какой-то классической мелодии с немного искаженными динамиком нотками. Окна были плотно закрыты римскими шторами насыщенного черного цвета, так что невозможно было понять, что сейчас за ними: день или еще одна глубокая ночь. Поэтому свет от внезапно ожившего сотового телефона казался яркой вспышкой и, отражаясь от светлых стен, вырисовывал скопившийся беспорядок. Хотя ослепленный хозяин этой самой комнаты, с ворчанием пытающийся добраться наощупь до источника ненавистных после желанного сна звуков, не считал годы своей работы беспорядком. Хламом иногда, но не беспорядком.
Вон в правом углу за пустым подрамником небольшой стопкой копились наброски картин, которые никогда не будут закончены, рядом кривой стопкой возвышались акварели (их пора бы сдать на какой-нибудь благотворительный аукцион, но руки все не доходят перебрать все это старье). По центру комнаты возвышался его личный мольберт, индивидуально сделанный под него, самый обычный же пылился в правом углу за отбракованными готовыми картинами, которые необходимо переделать к следующей выставке. А вот карандашные наброски можно было встретить по всей квартире-студии: среди банок с краской, банок с кистями всех размеров и почти такого же количества палитр. Рабочая же одежда и фартук в брызгах и разводах всех цветов радуги были любовно сложены на спинке старого дивана непонятного цвета, Вот на нем-то и спал виновник всего этого.
- Кто там такой добрый... Алло?
- Вань...
Это простое и тихое обращение в момент его разбудило и буквально выдернуло из-под уютного одеяла. В голове все слова тут же перемешались, но желание послать звонившего по всем известному адресу не угасло, а даже наоборот окрепло, борясь с внезапно проснувшейся тоской. Иван сразу же узнал этот голос, он въелся в его память на все эти годы. Мягкий, низкий, согревающий сильнее одеяла, которое тут же отправилось на пол.
В темноте повисла тишина, по ту сторону трубки тоже, там ждали ответа. Иван все эти 15 лет заглушал в себе надежду и чувства, но все равно не менял номер, отговаривая себя при каждой на то возможности. Он при каждом срыве прокручивал вот такие разговоры в голове, пока вливал в себя алкоголь бессонными ночами, но и радовался все же, что срывы эти сократились до двух раз в год.
- Вань, ты меня слышишь? Это я...
- Я знаю, что это ты, - Иван невольно вздрогнул, когда на том конце прозвучал еле различимый вздох облегчения. Такой же ему доводилось слышать лишь однажды. В ту ночь он выбрался из объятий самого дорогого человека, который точно так же выдохнул, найдя его чуть замершего у открытого окна. - Дерек.
Иван невольно перевел взгляд в темноте на картину над своей головой. Каждый мазок , каждый цветовой переход и так был в его памяти. Это его старая работа, так удачно отобранная его куратором для первой выставки, которая и перевернула все, свела их. На протяжении этих лет он и любил, и ненавидел эту картину, этот квадрат, разделенный на голубое и желтое с пятью золотыми овалами. "Новый путь" В шестнадцать эти слова казались предзнаменованием светлого будущего, ведь каждый мазок по холсту он делал с улыбкой, только все оказалось совершенно другим.
Ванька 17 лет
Ванька 33 года 
